Igor Biryukov

Игорь Бирюков 

Родился в Красноярске. По образованию актёр. Учился параллельно с Д.Хворостовским.
Писал стихи в период с 17 до 22 лет, вернулся к увлечению в 2015 году. Не имеет друзей, но обладает читателями.
Живёт во Владимире. Работает креативным директором в рекламном агентстве. Публикуется в сетевых альманахах.

Игорь Бирюков не скрывает, что с экспертами по стихам у него хронический конфликт. Их претензии - от непочтительного отношения к классикам до заигрывания эпатажем и приёмчиками литературности, от залепленных словесных пустот до сокрытия личностного отношения к сюжету, от вкрадчивого подсовывания читателю череды масок до ёрничества актёрско-артистического манерного чтения вместо поэтически-авторского.

Возможно, он понимает ценность их профессионализма, разносторонности, закономерности, а может элементарно боится их глубинного проникновения в структуру стиха и души. Оттого-то каждый разговор с критиками - это высоковольтное напряжение, искры с дымом и огнём, скрежет зубов и извержение лавы. Получая волшебный пинок и педагогический подзатыльник, он мобилизуется и переформатируется на новый подход. Позиция критиков - автор должен быть озабочен читателем, а не наоборот, иначе смысл теряется и автор становится сам себе читатель, так как текст без читателя вообще не функционален.

Однако, от этого он не страдает и без зазрения совести с актёрским мастерством забирает приз зрительных симпатий. Отчасти благодаря умелой игре на публику и манипулированию ею, хотя тотализатор зрителей-клокёров эстрадной сцены, но не читателей, направляет поэта на ложный путь. Отчасти благодаря вольной игре в моложавость поэта, возвратившегося к стихосложению после 30-летнего перерыва в юности. Отчасти благодаря бунтарскому, тяжело-рокерскому, скрытному характеру, вступающему в противоречие с системностью, рамками, подконтрольностью. Отчасти благодаря амбициозной орентировке на казалось бы несбыточные высоты, даже высочайших уровней гениальных критиков гурманов-хирургов.

Несомненно, Игорь Бирюков повторяет жажду гипнотического влияния на массовую аудитории Андрея Вознесенского в Политехническом институте и лицедейства Вадима Демчога во Френки-шоу. Но как бы то ни было, в любом случае невозможно отрицать харизматичность автора, изворотливость древнего змея, эффектность для падких на зрелища, дерзкий и деликатный творческий подход, манящую (обманчивую) свежесть поэтической инновации, гремучую смесь сарказма, цинизма, переходящую в наглость, и запретную яркость и сладость целого сада его афоризмов.

Условно его произведения даются сгруппированными по темам либеральной политики, самоупивания стихоплетением, баловства со смертностью, отношения к авторитетам и к религии. Пусть читатель не доверяет его словам, но он их захочет опять и будет интерпретировать по своему уму и опыту. А что они точно означают, автор во всей полноте не знает и сам, так как признаёт, что они ему диктуются. Предполагается, Владельцем литературных рабов Воландом.

Может он - халиф на час, но поэзия требует жертв, а искусство тем более. Стихи вне правил - запоминаются. Жюри специалистов литературы - оценило. Сам же он запомнил слова своего оппонента в финале конкурса Стихи.Ру (Стихирь) IT-специалиста и известного в кругах поэта Бориса Панкина, волею судьбы ранее его судивший в одном поэтическом турнире: "Вдохновения нет. Есть боль."

Финал "Турнир поэтов 2018": критик Галина Климова, финалист Борис Панкин, победитель Игорь Бирюков, ведущий Евгений Сулес

 СтихиРу: https://stihi.ru/avtor/igorbirr33
Творческий бенефис по итогам победы в конкурсе "Турнир поэтов 2018 года":
http://www.stihi.ru/tv/turnir2018/46
ВКонтакте: https://vk.com/id191783586
Одноклассники: https://ok.ru/profile/57511943544

 

"...Есть так много жизней достойных,
но лишь одна достойна смерти."
(Николай Гумилёв)

Содержание
   Гордость за пацриотизм
   Начальники и дураки
   Пир во время чумы
   Маленькие людишки
   Хамство классикам
   Хамство Богу
   Эпилог-итог

ГОРДОСТЬ ЗА ПАЦРИОТИЗМ

Правильные стихи

Ты нужен своей стране,
                чтоб молча держать ружьё.
Не важно: Непал, Уэльс, Страна просветлённых Оз.
Здесь реет, как гордый стяг, нестираное бельё
В крови твоих праотцов времён революций роз.

Ты нужен своей любви,
                пока в тебе есть запал,
Пока ты - полночный взрыв, способный её накрыть.
Как нежно свербят внутри осколки желанных жал,
Которые выпускал, чтоб в ненависти любить.

Ты нужен своим богам,
                пока ты не встал с колен,
Пока у тебя в ушах шуршат муравьи молитв.
Почувствуй свободу там,  где все отдаются в плен
И где заключают мир, друг друга сперва убив.

Ты нужен своей душе,
                пока она ищет мысль
И смысл, что наполнит жизнь и даже последний вздох.
Но ты не увидишь как Душа отлетает ввысь,
Пока её держат здесь Страна, и Любовь, и Бог.

29.04.16



Балет, как наше всё

Танго в Париже не станет последним, запомни.
Странно исполнить в Версале предсмертное па.
Ты свои танцы оттачивал в каменоломне,
Камнем бросаясь под ноги месье Петипа.

Русским сезонам быть снова и снова на зонах.
Зондеркоманды под пачками загнанных прим.
Завтра ты будешь легко разбираться в законах,
Если окажешься этой судьбою судим.

Танцы смешались как руны, цитатники, торы.
Ватные стопы, железные пальцы пуант.
Время превратных путан и приватных танцоров.
Время балета, где каждый второй ампутант.

Без головы. Без сомнений. Без боли. Без Бога.
Бодрый танцор прожигает ступни на углях.
Проданы партии тем, кто старается в ногу.
Сколько Плисецких убито уже в лебедях.

В этой Священной весне на свободу - мгновенье.
Жаль, на Большом неизбежна печать меньшинства.
Танго в Париже не будет последним, поверь мне,
Лишь потому, что за нами, как прежде, Москва.



Рабская скороговорка

труби труба
буди раба
рабу пора
рубить дрова

топор рабу
пора поднять
судьбы табу
скорей менять

строгать пора
пора пилить
чтобы раба
в себе убить

прекрасно делая гробы
свободно в них лежат рабы



Энибеническая считалка

Эники Беники ели вареники
Черпая ложками кровь с молоком
Эники Беники первосвященники
Колокол ложно звонит ни по ком

Эники Беники модные пленники
Дьяволу prada себе наготу
Фантики пачкой носили в обменники
Валом меняя валюту не ту

Эники Беники сплошь неврастеники
Вы из растений качаете сок
Эники Беники все самострельники
Наискосок и не целясь в висок

Эники Беники вы не изменники
Не продавали урановый сор
Наши тюремщики ваши подельники
В газовом душе смывали позор

Эники Беники вы не бездельники
Вам понедельники не отменить
Мы ваши зёрна а вы наши мельники
Кто-то нас должен смолоть и убить

Эники Беники все шизофреники
И над собою уже не вольны
Мы соплеменники ели вареники
Вплоть до начала войны



Человек Рассеянный

          *** Выросшим на Маршаке

человек рассеянный
в земли и народы
сотни раз осмеянный
в поисках свободы

человек посаженный
высох без побегов
человек обгаженный
злобой человеков

через раз расстрелянный
через два убитый
через ад просеянный
но в раю забытый

человек заброшенный
на нейтральном поле
скошен обезбоженный
чтоб вопить от боли

человек распущенный
не по-детски дерзкий
складно сложен пушкиным
скомкан достоевским

в небесах развеянный
смотрит сиротея
сам собой потерянный
он такой рассеянный
на века рассеянный
человек рассея...

      Пятница, 13-е



Простое как му. Му

Моя Муму идёт ко дну
И тянет целую страну
В свою речную конуру,
В провал, в собачью глубину.

Туда, где мрак, туда где ил.
Где многое, что так любил,
Похоронил на дне могил.
И воздух не вдыхал, а пил.

Моя Муму невинна, как
Все души преданных собак.
Собак, повешенных на флаг
Страны безгласных бедолаг.

В её бездонные глаза
Смотреться, видит Бог, нельзя.
Но Бог не видит. А слеза? -
Всего лишь божия роса.

Моя Муму дана одна
На все святые времена.
Когда она достигнет дна
Во мне умрёт моя страна.

Но я уже набрал воды
В озёра, в лёгкие, в пруды,
В метро, в музеи и сады.

…Я в рот набрал воды, увы.



Мой караул. Patria o muerte

Мой караул восклицать «караул» устал
В тщетной надежде, что кто-то нас всех спасёт.
Добрые люди раздвинут ножом уста,
Пасечник хмурясь устало вольёт в них мёд.

Пусть эти сладкие сказки во мне уснут.
Псы охраняют тело, а дух — важней.
Пряник забыт в пекарне, в конюшне кнут.
Кажется, вышел бы в люди, но нет людей.

Кажется, мог бы кричать, говорить, молчать.
Был бы свободен. Мечтал бы хотеть и сметь...
Но, чёрт возьми, ежедневно устал выбирать:
Смерть или Родина. Родина или смерть.



Невыразимая любовь к Родине

Всего лишь боль.
Всего лишь сталь воды,
Замёрзшей в образцовом пируэте.
Мы не мертвы,
Но мы за всё ответим
В начале третьей мировой беды.

Мы будем жить.
Зима — анабиоз,
Что караулит тайно, но почётно.
Буди себя
Уколом алых роз,
Лежащих рядом вычурно и чётно.

Бог гладит лис
По рыжим головам.
Горят леса, кремируя живое.
Любовь к Земле -
Сквозное ножевое,
Внушающее ненависть к врагам.



Реконструкция моря свободы

Море волнуясь бесится, бьётся о скалы вдребезги.
Это оскалы памяти или тоска в умах.
Сладкоголосы возгласы. Жаль, что матросы - геббельсы
Вахты несут, как ахтунги. Море, смывай их нах!

Море в тебе отмоллено, море тобой отмерено.
Молит, кричит и просится выброситься китом.
Хлюпает шлюпка носиком стыдно и неуверенно,
Жертвенно аки посуху следует за Христом.

Бездне твоей отпущено грешно топить и каяться.
Гейши косятся стайками рыбьими на восток.
Седобородость дедушек с пеной морской сливается.
Будут вам перлы Харбора, будет вам и свисток.

Валом девятым свалено всех кораблей величие.
Айсберги у Титаника спрашивают: готов?
Бог по-соседски спустится к морю за солью, спичками,
Чтобы зажечь спасительно тысячи маяков.

Время забудет двигаться где-то во льдах Гренландии.
Mori моментно вспомнится тактом на раз-два-три.
Рабски галеры вёслами вспенят всё по команде и -
Море замрёт свободное. Или умрёт внутри.



Мы не проснёмся

Мы не проснёмся. Уже никогда не проснёмся.
Слишком печально над нами рождается солнце.
Слишком прощально над нами дурачатся бури.
Слишком летально летают легальные пули.

Слишком казённо звучит это «доброе утро»,
Словно казнённым опять приговор перепутан.
Мы не проснёмся. Мы на бок другой повернёмся.
С нами Бог о бок. Он громко над нами смеётся. 

 

 

Молога

Боже, нас здесь немного,
Несколько тысяч душ.
Имя нам всем — Моло́га,
Водная тишь да глушь.

Ты нас давно не ищешь
В мутной чумной воде.
Боже, мы ложе днища,
Низ твоего «нигде».

Боже, мы горе моря
Каплями по слезам.
Вспомни о нас, глаголя:
Каждому аз воздам.

Мы не содом-гоморра,
Тише воды любой.
Боже, мы море горя,
Вылитого тобой.

И не познавши броду
В свой изначальный час,
Все мы вошли в ту воду,
Что окрестила нас.

Слитые воедино
Волгою и Днепром,
Истиною из тины
Явимся, но — потом.

Боже, мы так бессильны,
Если безмолвен ты.
Имя нам всем Россия.
Из-под воды кресты.

14.04.21

*Из сети:
Затопленный город Молога: более 6 тысяч жителей, около 900 домов, два собора и три церкви, большой женский монастырь.
За шесть лет - до 1947 года, вода затопила 740 населенных пунктов, три монастыря, больше 50 церквей и кладбищ при них.
«Докладываю, что граждан добровольно пожелавших уйти из жизни со своим скарбом при наполнении водохранилища составляет 294 человека»  (из рапорта, подлинность которого как подтверждается, так и оспаривается)
При строительстве ГЭС с 1936 по 1941 год погибли тысячи узников ВолгоЛага.

Мао

Вернитесь на землю Мао. Здесь левых вдруг стало мало.
И хочешь ты иль не хочешь, мы правыми себя корчим.
На площади трёх вокзалов все крысы заплыли салом.
Бессонною судной ночью вернитесь на землю, кормчий.

Вернитесь на землю Мао. Здесь истина не в маисе,
Не в рисовой злобной водке, рисующей перспективы.
Мы щурим глаза на солнце. Мы в жёлтое красим лица.
Вы были на Тяньаньмэни, но чудом остались живы.

Вернитесь на землю Мао, чтоб вынести хлам из храма.
Чтоб мальчики хунвэйбины на память болты забили.
Пусть мамы не моют рамы, пусть чада не имут срама,
Но все говорят: так надо, расслабились и забыли.

Вернитесь на землю Мао. Вы круче, чем Че Гевара,
Но ваш имиджмейкер просто ленивый тупой засранец.
Великий поход налево даёт вам такое право:
Вернитесь и улыбайтесь, танцуя смертельный танец.

*Площадь Тяньаньмэнь. 04.06.1989 протестующие студенты были разогнаны с применением танков.
По разным данным погибло от 200 до 1000 человек.

НАЧАЛЬНИКИ И ДУРАКИ

Царь людей

Они не боялись прийти и убить,
Но не соглашались до смерти любить.
Они не хотели спускаться с небес,
Держа свои головы наперевес.

Они утверждали, что выше Богов.
Они содержали рабов без оков.
Они совращали рабынь без плетей.
Они защищали людей от людей.

И к ним подползали смущённые львы,
Клыки завещали и гривы свои.
Игриво кусая в районе аорт
Вдруг резким движеньем вскрывали живот.

Живёт среди них прокажённый адепт.
Он в львиную шкуру небрежно одет.
Они утверждают, что это их царь...
Не зверь. И не Бог. И не божия тварь.



Солдат-пацифист

На войну пошёл солдат.
Игровой взял автомат.
Запасную почку, сердце.
И натёр портянки перцем.

Взял рога, убив марала.
Меч, раскованный с орала.
Пачку взял презервативов,
Чтоб спасаться в них от взрывов.

Взял любовь с кусочком мяса.
Личной жизни четверть часа.
Пистолет и «Рeace сто лет»...
(...каламбур, чтоб был просвет...)

Взял зачитанный до дыр
Первый том «Война и мир».
План Москвы решился взять,
Чтоб её отвоевать.

Но ступив на поле брани,
Оказался вдруг на грани:
«Слева — дети, справа — братья...
С кем же должен воевать я?

Как же должен убивать я:
Справа — дети, слева — братья...

Может, просто мне под пулю,
Чтоб спасти чужую жизнь?
Вместо доли дали дулю,
Вдули в дуло пацифизм...»

...Он сомненьями истерзан,
Загнан по уши в окоп.
Запасное его сердце
Делает смертельный стоп.



ДОКЛАД ГЕНЕРАЛУ НЕВОЮЮЩЕЙ АРМИИ
...от Лейтенанта N.
                (предстоящему 50-летию написания И. Бродским
                "Письма генералу Z". С надеждой на перемены
                на несуществующих фронтах)

Устав соблюдать устав, остатки войск на квартирах.
Здесь взрывы всегда навзрыд, а бой заглушает вой.
Вот грёбаная война: картошка и та в мундирах.
И вы, Генерал, пока довольны своей вдовой.

Но трупы трубят: отпой! А пушки объелись мясом.
Сдалось вам «Бородино» немыслимым тиражом.
Смешали людей, коней... И броник сменив на рясу
Поверьте в невинность мин, взорвавшихся в плаче жён.

Ещё не зажжён Рейхстаг. Рот фронт не имеет флангов.
И мирно сопят носы предательски тихих сап.
Но кровью написан fuck на теле парадных флагов...
Я буду атаковать. Я мёртв, но не значит — слаб.

Вам не удаётся мир. Ваш образ не мироточит.
По полкам лежат полки. Их в цинке застиг покой.
Простите, мой Генерал, доклад на сегодня кончен.
Конечно, мы победим. Как жаль, что любой ценой.



Это ещё не война

Это ещё не война, но уже не мир.
Это когда невинность - вчерашний день.
Лень отрицать, что свихнулся твой командир.
И прорицать нашу общую гибель лень.

Просто тоскливо поднимешь свой автомат,
Но улыбнёшься в ответку, попав в прицел.
Машешь ему: Как дела? Всё нормально, брат?
Он тебе: Славно. Пока ещё, видишь, цел.

Ну, нажимай. Кто-то должен уже начать.
Что мы стоим по-дурацки среди могил?
«Мамо» у вас? А у нас просто - мама, мать.
-----
Ты ещё и не стрелял. Но уже убил.



Вышли

Из тумана вышли немцы
Интроверты-иноверцы.
Вышли древние монголы
Жечь российские глаголы.

Вышли в Бога, в мать и в душу.
Вышли рыбы плавно в суши.

Вышли гордые японцы,
Чтобы щуриться на солнце.
И мятежные кубинцы
Якобы все якобинцы.

Пыль межзвёздную глотая,
С Блоком в классики играя,
Вышел даже Шишел-мышел...
Чуть дыша, но всё же вышел.

И свобода вышла боком
Меж решётками под током.
Между прочим, вышла совесть.
Вышла вся. Исчезла то есть.

Вышла пулей, вышла строчкой,
Вышла камешком из почки.

Вышел Кришна мелким шагом.
Вышли звёзды над Рейхстагом.
Вышла вишенка на торте,
Капля воздуха в аорте.

Вышел кто-то на дорогу,
Пусть один, но равный Богу.
И вскричал ему: «Осанна!
Вышло всё довольно странно.

Я, как видишь, умираю.
Вышли мне кусочек рая.
Вышли хоть немножко пищи
Для ума, что веру ищет...»

...Вышла пауза в полвека,
Бог не слышал человека.
Позже прошептал Всевышний:
С миром ничего не вышло.

ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ

Смерть Гумилёву

          *** "...И с тобой мы встретимся в раю" (Николай Гумилёв. «Смерть». 1905 г)

Гумилёв, не глумитесь над смертью. Я не глупа.
Покурить? Я не против. Стрельните мне у стрелков.
Это место ужасно. К нему зарастёт тропа.
Что ж, не всем светит Чёрная речка и Петергоф.

Я красивая с вами, хотя я страшней войны.
Говорят, что костлява. Вдобавок ещё коса.
Мне приятно, что вы благородно со мной на вы.
Улыбаетесь искренне, не отводя глаза.

Я бываю нелепа, внезапна, легка, добра.
Но поверьте, мой милый, меня убивает быт.
Вот идёшь, словно мусор выбрасывать из ведра,
А вокруг завывают: За что? Почему? Убит!

К вашей Анне я, кстати, приду в шестьдесят шестом.
Это будет старушка. И лучше бы не смотреть.
Вам же так повезло: молодым, и почти Христом.
Гумилёв, я ревную. Я женского рода смерть.

Вы, конечно же, слышали: Блок отошёл на днях.
Что-то косит поэтов. Простите за каламбур.
У меня Маяковский с Есениным в очередях.
Но они не моё: эпатаж, моветон, сумбур.

Ладно. Яму вам вырыли. Это почти финал.
Через пару минут тут начнут убивать, шуметь.
Вы умрёте шикарно. Так даже чекист признал.
Гумилёв. Я расплачусь. Я женского рода смерть.

P.S.
Я люблю вашу «Смерть» и цитирую наизусть.
Я хотела бы жить с вами вечно на озере Чад.
Вам смешно, Гумилёв, а я снова за вас убьюсь.
Говорят вы бессмертны. Не знаю. Так говорят.

26.07.2018

***Чекист расстрельной команды:  " - Да... Этот ваш Гумилев... Нам, большевикам, это смешно. Но, знаете, шикарно умер. Улыбался, докурил папиросу... Фанфаронство, конечно. Но даже на ребят из особого отдела произвел впечатление. Пустое молодечество, но все-таки крепкий тип. Мало кто так умирает..."



Плохой товарищ Поэта

Мандельштамы лежат в незакопанном табельном штабеле.
В декабре не хоронится. Не принимает земля.
Пастернак, вам звонят по стальному кремлёвскому кабелю,
Чтоб спросить: как поэт, как стихи? Как вам жизнь? И семья...

Дайте добрый совет. Даже вождь иногда сомневается.
Осип вовсе не мастер? Как голос ваш странно осип.
Пастернак, вы прокашляйтесь. Трубка легко прикрывается.
Оборвутся на "О" миллионы плебейских спасиб...

Мандельштам заштампован. Вам это, уверен, покажется.
Как отсталый поэт, что увидит о том и поёт.
Осип оспы считает и зло над усами куражится.
Сам, не чуя страны, под собою прочувствует лёд.

Говорят, что потом будет оттепель, слава и прочее.
И в один переплёт их зашьёт бесконечности знак.
У российских поэтов тифозно-расстрельная очередь,
Где рассчитан на первый-второй Мандельштам-Пастернак.

***Это не историческая правда. Это психологические предположения.
Существует несколько версий телефонного разговора Сталина с Пастернаком. По одной из них, на прямой вопрос: Так Мастер Мандельштам или нет, Пастернак ответил, что недостаточно хорошо его знает. В конце, якобы, Сталин назвал Пастернака "плохим товарищем". Через некоторое время тело Мандельштама, среди тысяч других, лежало в штабелях. Вечная 'мерзлота' отношений.



Мама Марина

           “Ирина выучила одно слово: «Не дадо» — не надо» (из писем)

I

Мама Марина, ты знаешь, что я умираю.
Но не приедешь. Я верю - причина важна.
Я так мечтаю с тобой прогуляться по раю.
И потому всё простить непременно должна.

Мама Марина, приют неприютен и скорбен.
Я дочь поэта, поэтому не повезло.
Я черновик, что зачёркнут, разорван и скормлен
Праведным строчкам про грех и вселенское зло.

Здесь мало хлеба. Вода и пустая похлёбка.
Пайку любви разломили на сотни частей.
Мама Марина, мне так пред тобою неловко,
Что не могу называть тебя мамой своей.

Ты запретила, считая меня бесполезной.
Тётя Цветаева — выучен горький урок.
Дети беспомощны и неприятны в болезни.
Ты уложила меня в гробик нескольких строк.

Я несуразна. Я не поцелована Богом.
Миру не нужно таких некрасивых детей.
Жить - это значит тебе оставаться укором.
Я не могу быть живой неудачей твоей.

Не называй себя, милая, детоубийцей.
Я прокляну тех, кто смеет тебя осудить.
Мама Марина, тобой продолжаю гордиться.
И не умру. Просто буду не жить.

II

я
яблоко
упавшее в траву
родительского сада
оскуделого
сказать как ты красиво
не смогу
марина что тебе я сделала

***Ирина Эфрон (13.04.1917-15.02.1920) Мать - русская поэтесса Марина Цветаева. Отец – Сергей Яковлевич Эфрон.



Мама Родионова

I

Ради любви ради памяти ради Родины
Голову сына ищет Любовь Родионова

Против инстинкта всех грёбаных сохранений
В минных полях захоронений

Этой безумной русской без калаша и броника
Ломали глумясь позвоночник и рёбра

Эта безумная русская палачу смотрела в глаза
Ради того чтоб он место убийства назвал

Девять месяцев как и положено Богом
Снова рожала сына заранее зная что мёртвым

Из почвы чужой и по сути ненужной
Тело выцарапывала наружу

Отнимая у смерти хотя бы душу
Тело выцарапывала наружу

Видимо ад это всё-таки девять кругов
У Родины много сынов и каждый второй безголов

У Родины много сынов и она их не пестует слишком
У Родионовой только один непокорный мальчишка

Крестик нательный так и не снявший
Родину не предавший

Если любовь наказала нести свой крест
Он не снимается наотрез

Если Любовь вдруг зашепчет Сынок прости
Он не устанет свой крест нести

И улыбнётся потерянной головой
Он для любви навсегда живой

Эти мальчики в ватниках новые крестоносцы
Их можно убить но победить непросто

Их можно убить но победить - никогда
Кресты им мешает снять голова

Им веру терять запрещает душа
Чтоб её вырезать не существует ножа

II

Мамаев курган наша линия обороны
Родина-мать и Любовь Родионова

***19-летнего воина Евгения Родионова боевики обезглавили за отказ снять с себя православный крест. Это произошло 23 мая 1996  в Чечне.
Спустя несколько месяцев после казни мама Жени — Любовь Васильевна Родионова— лицом к лицу встретилась с полевым командиром, убившим её сына. Её прогоняли, запугивали и избивали. Она 17 раз снова и снова ездила на переговоры с убийцей Жени, умоляя, чтобы он указал точное место захоронения. Это продолжалось 9 месяцев, за которые она исходила более 70 сёл и горных аулов в поисках сына. Останки сына Любовь Родионова откапывала ночью собственными руками. Сначала тело. Потом она снова вернулась в Чечню, чтобы искать голову...



Делит

Четыре буквы из памяти телефона
не удаляются так упрямо.
Четыре буквы в памяти телефона
- мама -

Кажется, просто нажми delеte.

Мёртвый не будет дважды убит.

Мёртвый не будет дважды убит.

2017



Формальность нормальности

Зигмунд идёт домой. Громко снимает кожу.
Мясо и то — долой. Дальше скелет, похоже.
Зигмунд встаёт в свой шкаф к френчу и камуфляжу.
Шарфом на брудершафт горло до боли вяжет.

Зигмунд идёт на Вы, тыкаясь грубо в ласке.
Всадник без головы скачет в имперской каске.
Зигмунд не мямлит «быть или не быть», как Гамлет.
Телу неймётся ныть и наводить на грабли.

Зигмунд орёт: «or not», ткёт себя паутиной.
Крик избежит длиннот, прерванный гильотиной.
Зигмунд бредёт на бред всех оговорок мира.
Цель всякой жизни смерть? Значит, мы снова мимо.

20.12.19

МАЛЕНЬКИЕ ЛЮДИШКИ

Клаустрофобия

Клаус, скажи, зачем я снова тебя боюсь?
В доме твоём овчарки голодны девять дней.
В них глубоко запрятан сучий арийский пульс.
В гены зашит навечно запах и вкус людей.

Не убивайся, Клаус, хаос безбрежно мал.
Эта планета входит в спичечный коробок.
Ты за свою свободу, кажется, всё отдал:
Ржавые прутья клеток и навесной замок.

Зона комфорта, Клаус, - дальность твоих ракет.
Видишь они взлетают грязно, но без помех.
Атомная атака с паузой на обед.
В этом сплошном хардкоре ты поимеешь всех.

Дашь им своё фантастиш — новый Аустерлиц.
Поле бескрайней брани, грёбаных мазефак.
Люди не умирают без выражений лиц.
Люди не выживают, не поднимая флаг.

Классик родится, Клаус, завтрашний твой кумир.
Нет, не Толстой, не Санта... Клаус - совсем другой.
В замкнутое пространство впишет Войну и Мир.
Здесь даже сердце — в клетке. Легче ли, что в грудной?

16.08.17



Поэмка о Гитлере
(Из цикла "Однофамильцы")

Жил в Клину человек по фамилии Гитлер.
С чебурашкой носил добрый розовый свитер.
Он конфеты дарил в детский садик и ясли,
Не боялся заразных брить бритвой опасной.

Как-то спас из огня два десятка старушек,
Как-то вынул наружу кристальную душу:
Ни одной червоточины, микроизъяна...
А ему все кричали: «Фашист! Обезьяна!

Ты — душитель, грабитель, урод, извращенец...
Нет, ты хуже! - ты просто обдолбанный немец!»

«Найн!» - вопил он и кровь его брызгала носом:
«Моя родина сказочный, солнечный остров!

Мама с папой там жили, и точно известно,
Что питались они только манной небесной!
И на остров родной никогда не ступала
Ни Мессии нога, ни нога маргинала!

Я рос чистым, безгрешным, почти бестелесным,
И в мозгу моём не было тёмного места...
Но однажды отец меня людям подкинул,
Прошептав: «Извини, выбивают клин клином...»

И теперь я в Клину, словно в страшном плену.
Я хотел бы детей, или просто жену.
Я желал бы любви, или просто тепла.
Или смерти такой, что легка и добра.

Чтоб убрали от окон моих огнемёт,
И плакаты о том, что здесь нелюдь живёт.
И включили бы лампочку мне Ильича,
Верьте: я не читаю «Майн кампф» по ночам.

Или, может, ослабили на день ошейник,
Из кровати убрали на час муравейник.
Или дали стакан опреснённой воды,
А не слёзы не мною убитой вдовы...»

...И никто из людей так и не догадался
Привести паспортистку из местного ЗАГСА,
С чистым паспортом, ручкою полной чернил,
Чтоб фамилию он, наконец, изменил.

Герострат, Чингисхан, Мао и Чикатило -
Подходящих имён в мире множество было...
Но досталось же Ангелу за нелюбовь
Не совсем подходящее: Гитлер Адольф.



Пэмка о Гагарине
(из цикла "Однофамильцы")

Не стоит искать здесь сюра,
Подтекста, где смысл зарыт...
Могильщик Гагарин Юра
Жил в городе Антрацит.

Судьбы приговор бездарен:
Фамилию взять и дать.
Ты — некто никто Гагарин,
Без права туда летать.

Орали: «Гагарин, рано!»
Пускали крыла под нож.
Улыбка его, как рана.
Чудовищно непохож.

Глазастее Модильяни,
Ушастее, чем Ван Гог,
Он лишь иногда по пьяни
Достраивал свой Восток.

Он шастал за счастьем лазом,
Терновый ломая куст.
Но звёзды - всего лишь газы,
Комически космос пуст.

Всем белкам забили стрелку
И целили им в зрачок.
Вселенная просто целка.
Воспользуйся, дурачок.

Но тот, кто всего де-юре
Конструктор, Патрон, Отец,
Кричал ему: «Рано, Юра!
Копай! Вот ещё мертвец»

Кому-то всего два метра.
Другим двадцать тысяч лье.
Гагарин, твой космос в этом:
Чтоб всех нас предать земле.

Ругаясь светло и бранно
В последние полчаса,
Шептал он: «За что так рано?»...
Закапываясь в небеса.



Поэмка о Брежневе
(из цикла «Однофамильцы»)

Жил-был Брежнев. Акробат.
Был небрежен. Небогат.
Не налажен стол и быт,
Но отважен был кульбит.

У него была подруга.
Просто дама. Просто с юга,
Где случайною гастролью
Их свело на час любовью.

Он столкнулся с её мужем.
Закопал его под грушей.
Муж мешал её любить.
И его пришлось убить

Тихо и почти случайно.
Это стало общей тайной:
Взмах, удар и ржавый нож.
Дальше — тишина и ложь.

Но, убив его, сам Брежнев
Не посмел остаться прежним:
Стал формально жить, "для виду",
И склонялся к суициду.

Он ходил по всем канатам
Без страховок, просто с матом.
Фак показывал факиру.
Факелы бросал в квартиру.

Запускал в постель гадюку.
Запускал в гангрене руку.
Целовался с прокажённым.
В спор вступал с умалишённым.

На бровях за руль садился.
Прыгал с крыши, думал — птица.
Спать ложился с крокодилом.
Бил священника кадилом.

Килт носил при минус тридцать.
Ставил чум в чумной больнице.
Сам себя душил подушкой.
Тайсона трепал за ушко.

Ужинал с голодным тигром.
Управлял горящим МИГом.
В минном поле в пляс пускался.
За металл в грозу хватался.

Заметал свой след метаном.
Вешался подъёмным краном.
В ванной фен в воде купал.
Так вину он искупал...

Но, увы, сломался стержень.
Гуттаперчевым стал Брежнев.
Гибкий. Гадкий. Без костей.
Смертник и прелюбодей.

Жил-был Брежнев. Акробат.
Много тысяч лет подряд.
Бог не мог его карать,
Бог не в силах убивать.



И больше никто не хочет

I.
Бетховен приходит к Богу и спрашивает: За что?
Он рад бы спросить с другого, но здесь никого нет выше.
И Бог говорит с ним громко, как цифры кричат в лото,
Но вскорости понимает: Бетховен его не слышит.

Асадов приходит к Богу и спрашивает: Что за...!?
Читает ему с досады на память стихотворенья.
Ощупывает иконы, ругается за глаза.
Но так и не видит дальше божественного прозренья.

Венера приходит к Богу, выкрикивая: Вот чёрт!
Все думают: совершенство. А мне совершенно стыдно.
Здесь мальчики-извращенцы, их похоть ко мне влечёт.
Я рук наложить не в силах, хоть думаю суицидно.

Маресьев приходит к Богу и спрашивает: Ты Бог?
Я сбитый тобою лётчик, что ползать рождённым не был.
Предамся тебе всецело, шагая не чуя ног,
Лишь только возьми за шкирку и вышвырни снова в небо.

II.
Бетховен кричит: Зачем Он? Он глух! Он не слышит нот!
Асадов вопит: К чему Он? Он даже не видит строчек!
Венера ломает руки. Маресьев с небес плюёт.
Бог всё им вернул с лихвою. И к Богу никто не хочет.



Птички и рыбки

Птички бумаги писчей шепчут: мы улетаем.
Спички, на них чихая, чиркают коробок.
Там, где кругом свобода — остров необитаем.
Тот, кто выходит в космос может не чуять ног.

Рыбки в стеклянных клетках плавают монотонно.
Жабрами жадно воздух впитывают легко.
Птички не знают с детства то, что они подводны.
Рыбки ныряют в небо - немо и высоко.



Мы похожи, как два ножа

мы похожи
как два ножа
мы по коже
она нежна

мы на рыбу
(какая вонь)
по нарыву
через огонь

мы без страха
и до утра
а с размаха
так до нутра

ты размажешь
свой бутерброд
я поглажу
тепло аорт

обезвожен
чтоб не ржаветь
я без ножен
свободен впредь

сбрось перчатки
тактильней будь
отпечатки
мои забудь

дар безбожный
всё обострять
в сердце ложью
по рукоять

нас пронзает
святая дрожь
каждый знает
как лечь под нож



Повеса повесился

Повеса повесился. Тихо. Без всякой иронии.
Стараясь не пачкать ботинками кухонный стул.
Продал черепаху. Верёвку нашёл на балконе.
И окна закрыл, чтоб сквозняк его труп не продул.

Повеса повесился. В хлам. Не оставив записки.
Обычно в любом разговоре хитёр и остёр,
Тихонько хрипя, не прощаясь, ушёл по-английски,
До смерти любя сорок тысяч невинных сестёр.

«Как я замотался...» - подумал в последнем мгновении.
«Простите меня за мой чёрный и длинный язык...
Когда вы войдёте, вы будете мне по колени...
Я — выше... Я знаю... Я к этому в жизни привык.»

Повеса повесился. Это естественно, Господи!
Ты плюнул в глаза его божьей кровавой росой.
Ты вбил в потолок этот маленький сгорбленный гвоздик,
А в мозг его вбил, что он новый бессмертный Толстой.

Ты женщин из публики пошло ему ангажировал,
По пять раз на дню на сухую менял простыню,
Движеньями тел, как палач, свысока дирижировал,
С тоской закрывая глаза на бесстрастное, жалкое ню.

Повеса висит. Это - подлинник, не репродукция.
Уже не Сафронов, но всё же ещё не Ван Гог.
Тяжёлая совесть могла бы обрушить конструкцию,
Но совесть его невесома, как шёлковый шейный платок.

Повеса повесился. Глупо желать продолжения.
Ступнями отбит на прощанье бессмертный аккорд.
Он гордо висит, застрахованный от унижения
Сошествия в гроб...



Боги выходят в люди

Мама, давай проверим живы мы или нет.
Шива, похоже, умер, спутав тактильность рук.
Это поминки, мама? Или простой обед?
Бешеная собака делает в небе крюк.

Ждали когда он выйдет в белом, при всех делах.
Грёбаный парабеллум жаждали зарядить.
Мама, какая вера? Лама, Христос, Аллах?
Разницы нет: убьют нас или помогут жить.

Отче придёт зимою. Ждёт, когда лёд скуёт.
Посуху аки — сложно. Выдержит ли река?
Боги выходят в люди, всех поражая влёт.
Это контрольный Ангел, чтобы наверняка.

Что мы возьмём в дорогу: библию или нож?
Я положил записку. Ты её там прочти.
Я в него должен верить, плох он или хорош,
Ты его видишь, мама, вот уже год почти.



Бесконечная жизнь

Хочешь, я тебя спасу? -
Принесу тирамису.
Будем есть и будем плакать,
Вспоминая сбитый Су.

Хочешь, я тебе воздам? -
Передам одну из стран.
Ты сразишься там с Гертрудой,
Но сама уснёшь от ран.

И найдётся свой Шекспир,
Сочинит Войну и мир.
Всё смешалось в этом доме:
Пир, чума, центральный тир.

Хочешь, мы с тобой взлетим? -
Космос снова покорим.
Мы с рожденья виноваты
В том, что ползать не хотим.

Хочешь, мы убьём слона
Каплей красного вина.
Так прекрасно, так опасно
Выпить пустоту до дна.

Хочешь, мы с тобой умрём? -
Пустяки, когда вдвоём.
Нам уже пятьсот три года,
Мы — в огонь и в водоём...

Только всё живём, живём...



В никуда ниоткуда

Мы уходим. Хотим или нет — мы уходим.
Закрывая глаза, окна, книги, засовы.
И на выходе те, кто встречал нас при входе,
Надевая нам или снимая оковы.

Мы уходим. Внезапно и по расписанью.
Кто прощаясь годами, а кто по-английски,
Между прошлым и будущим вновь зависая.
И хожденье по кругу — путь самый неблизкий.

Мы уходим. К свободе, корням или звёздам,
Выбирая маршруты и тыкая пальцем.
Иногда слишком рано, иногда лучше поздно.
Мы уходим, приняв невозможность остаться.

Мы восходим. Презрев притяжение логик.
Нужно лишь обмануть себя верою в чудо,
Чтоб опять, непривычно почувствовав ноги,
Уходить в никуда, приходя ниоткуда.



Умри во мне

                I  Мечта

Умри во мне. Вот тут ещё есть место,
Где ты лежать могла бы безмятежно,
Как выданная памятью невеста:
Безропотна-безрадостна-безгрешна.

Умри во мне. Так тихо и внезапно
Из вне меня навечно исчезая,
Сегодня начиная это завтра,
Которое вчера я не узнаю.

Лежи вот здесь, от сердца чуть правее.
Чтобы тебе не слишком громко было
Его остановлю я.  Я сумею.
Лишь бы оно тебя не разбудило.


                II  Реальность

умри во мне
вот тут ещё есть место
где ты лежать могла бы так спокойно
вне бури лёгких
вне потоков крови
где сердце бьётся с мёртвой тишиною
не позволяя потревожить тех
кто не в земле
и не развеян ветром
а лишь во мне
надёжно скрыт до срока

здесь мама и отец
но дальше неконкретно
нет лиц имён
нет пола и числа
и жизни мне не хватит перечислить
всех тех кто умер навсегда внутри

пока я жив
я смерти повторяю
а жизни повторяются во мне

  ДЕРЗОСТЬ КЛАССИКАМ

Дьявольски хорошие стихи. От Автора

Всё чаще и чаще встречаю тебя в преисподней.
Ты в той же исподней, дырявой от пули рубашке?
Прости за иронию... Да... Жарковато, пожалуй, сегодня...
А черти смеются.  Мы все для них клоуны, Саша.

Жена мне всё реже и реже кидает сюда переводы,
И крики «Люблю!» уже не принимает на веру.
И, дура, рожает стихи, осушив отходящие воды.
Обиделась, что я убил её в ревности к Шарлю Бодлеру.

Я - строчка за строчкой - теряю последние силы.
Вчера сдуру взял и закончил за Гоголя «Мёртвые души».
А он всё хандрил и стонал: - Это невоскресимо!...
Мои бы слова да прямёхонько Господу в уши...

Ты знаешь, мне жалко всех тех, для кого это только работа.
Пусть Фёдор Михалыч оформит на них опекунство.
А я, так и быть, попишу за него «Идиота»,
Иначе какой идиот сможет взяться за это занудство.

Ты думаешь мне не обидно вот так: литрабом в одиночке?
Вы сами могли только вексель, стишочки в альбомчик гусыне.
Но каждому выдумай стиль и особенный авторский почерк...
А ты только разик и вспомнил случайно о Сукином сыне.

Смотри, как "Онегина" девочка полузабвенно читает...
Сказать ей кто автор?... Не бойся, я, право, не выдам секрета.
...Там кто-то стучится?... и душу в заклад предлагает?
Пошли его к Богу! Мне дьявольски осточертело всё это!



Гоголь боль

Гоголь - вой
              по отчаянно мёртвым душам.
Голь,
              что согнана на убой.
Гоголь бой,
              за которым не будет лучше.
Боль
              меж Киевом и Москвой.


Гоголь Вий.
              Полуостров. Границы. Реки.
Гоголь мой
              и, конечно же, Гоголь твiй.
Опустите стволы.
              Не смыкайте навеки веки.
Гоголь.
              Всё-таки
                не убий.



Доктор Шверер доктору Чехову

Герр Чехов. Простите. К вам, кажется, просится смерть...
Ей тоже шампанского? Будь она трижды пьяна.
Уже размышляет: а что в перспективе надеть,
Чтоб выглядеть краше у гроба, чем ваша жена.

Герр Чехов. У каждого смертного свой Сахалин
И свой Баденвейлер с надеждой на лёгкий исход.
Но в лёгком давно, словно в душном шкафу, нафталин.
Открыть невозможно. А, значит, уже не пройдёт.

Ирония в том, что, как видно, вы слабенький врач:
В отсутствие капель, которые следует пить.
Вас чайка склевала внутри, будто личный палач,
По букве, по строчке, чтоб этим других исцелить.

Герр Чехов. И в нас теперь доля российской хандры.
Без водки, медведей — бацилла страшней, чем чума.
Меня покидают мои три арийских сестры,
Их тянет в Москву, потому что там снова война.

Чахотка у Чехова. Как скаламбурить страшней?
Ружьё не стреляло и яд не держался в руке.
Какая нелепость: быть русским до мозга костей,
Чтоб «Я умираю» сказать на чужом языке.

*НАПОМИНАНИЕ: Доктор Эрик (Йозеф) Шверер лечил Чехова в немецком городке Баденвейлер.
2 (15) июля 1904 года в начале ночи Чехов проснулся и первый раз в жизни сам попросил послать за доктором. Велел дать шампанского. Потом громко сказал доктору по-немецки: «Ich sterbe». (Я умираю). Взял бокал, улыбнулся и сказал: «Давно я не пил шампанского...». Выпил до дна, тихо лег на левый бок и вскоре умолкнул навсегда.



Преступление и наказание бесов

Пришлите нам бесов, пожалуйста, пару вагонов.
Теплушек. Плацкартных. А, может быть, просто — метро.
Вы, Фёдор Михалыч, наделали собственных клонов
И клоунов страшных, готовых извергнуть нутро.

Нам горько и так. Без халвы. Без медов. Мармеладов.
Мы, выпив вина, не закусим с досады вину.
Невесты не носят нарядов, а просят снарядов.
Раскольников много на бедную эту страну.

Батальны слова. А старухи все сплошь повивальны.
Идею любви не родить за игральным столом.
Майн либе, мы либо глупы, либо так либеральны,
Что в гости идём с ледорубом, ножом, топором.

А вы, Достоевский, с лопатою? Шли бы вы лесом!
Копаться в себе посложней, чем могилу копать.
Хреново, поймите. Не шлите на Родину бесов,
Чтоб за преступленья божественно нас наказать.

* Для тех, кто читает примечания. Важно. Автор не верит ни в какие мистические вещи. Но этот текст был написан за один день до взрыва в Питерском метро 03.04.2017. После в нём было исправлено 2 слова.



Каренина уезжает

...Но Анна решила поездом... И все расписанья — к дьяволу!
Расписки и обещания не тронут Льва Николаича:
Я больше не буду, верьте мне. Теперь-то я знаю — плавала,
Плевала кроваво веною в чугунную ванну давеча.

Бледнеет в глазах и плачется. Маячит без смерти при смерти.
Хоть телом могла повеситься, чтоб духом витать во времени.
Читатели почитатели ей шлют ми-ми-мишки с письмами.
И новый сюжет писатели вычёсывают из темени.

Строчат беспардонно-культово, считая слова внимательно.
Хотят дотянуть до повести, чтоб жить на беде безбедно.
И стрелочник, добрым ангелом, меняет маршруты матерно,
От станции Дно до станции с названием странным Небо.

Но Анна фатальной гордостью опять нарушает графики.
Не хочет закиснуть к старости в редакторском онанизме.
Вы, граф, так смешно ревнуете. А мне ваши шашни на фиг и
Я буду наивно девственна к последнему акту жизни.

Каренина, на коленях вам вымаливать бы прощения
У тех, кто сорвал стоп-кранами свои проездные планы.
Вы целое поколение оставили без движения:
Один пропустил рождение, другой — отпеванье мамы.

Но Анна решила — поездом! Безбожная. Безбилетная.
Бельё и немножко морфия, помада, зубные нити.
Возьмите с собой всё нужное, чтоб лечь на пути бессмертия.
...Там, кажется, Лев Николаевич? Гоните его! Гоните...



Датский экспромт ВВ

I
Лодка разбилась о ваш маяк,
Тот, что затушен был так чертовски.
Флаг опустился. Флагшток обмяк.
Каждому времени свой Маяковский.

Каждому бремени свой исход.
Вы там маячите между-между
Жизнью и смертью, как пароход,
Скованный айсбергами надежды.

Ваши штаны велики векам
И облакам, что пустили нюни.
Пули пошли по шальным рукам.
Маузер слово в финале сплюнет.

Дант от дантесов сбежать не смог.
Даже в аду они всех достали.
Вы научились стрелять, как бог.
Пушкин промазал, а вы попали.

Вера-надежда-любовь и вдруг
Эта записка об «инциденте».
Лиличке - саечка за испуг.
Всё остальное лишь сплетни смерти.

II
Знаете, здесь не становится лучше.
Даже в Багдати не всё спокойно.
Бог уже выучил стих «Послушайте»?
Больше не страшно Ему? Не больно?

19.07.2019
19 июля в грузинском селе Багдати, в семье казака и украинки  родился великий Маяковский.



Hemingway и его дробовик

- Хэм, займите свой мозг, вычисляя дробь!
А иначе ваш ум умирает, Хэм.
- Док, у вас в документах и хворь, и скорбь...
У меня же в уме лишь одно: Зачем?

- Хэм, примите, пожалуйста, порошок.
Я не рад радикально менять процесс...
- Док, вы верите в чёртов электрошок?
Вы наивней, чем Джоуль, Ампер и Герц.

Вы стираете памяти капитал.
Даже буквы не помню от процедур.
Видит Бог, я до гроба не забывал
Подлецов, мудрецов и наивных дур.

Ваша клиника не выбивает клин.
Ваши методы метят, увы, в висок.
Трижды сплюньте на мой мимолётный сплин.
Карантин навсегда отмените, Док.

Паранойя? Нелепо-смешно звучит:
Пара Ноя покинет навек ковчег.
Док, зачем вам пытаться меня лечить?
Хэм и Хам — это сдвоенный человек.

Для чего он засел глубоко внутри?
Как маньяк, что в меня без меня зашёл.
Мы идём на охоту на раз-два-три.
И у нас на двоих этот общий ствол.

Док, я знаю, вы завтра войдёте в дом,
Чтоб собрать мой разбросанный мозг в пакет.
Скорбный колокол, тот, что: «по ком, по ком...»
Вдруг заткнётся впервые за много лет.

Кончен праздник, который всегда Париж.
Я прощаю оружие, бомбы, нож.
Человека, я думаю, не победишь,
Даже если в себе ты его убьёшь

P.S.
Видит Бог, я старался, мой Док, как мог.
Но старик утонул в море прочих книг.
Я-то думал убийственным будет слог.
А они моим именем — дробовик...

***  У Эрнеста Хемингуэя была тяжелая паранойя. В качестве лечения применялась электросудорожная терапия . 2 /07/1961 года Хэм взял любимый дробовик, вставил дуло в рот и спустил оба курка. Модель ружья Vincenzo Bernardelli, из которого он застрелился, была переименована. Теперь эта модель двустволки (якобы) так и называется — Hemingway.



Че Гевара на пенсии

Че Гевара на пенсии. Пули его не коснулись.
Палачи промахнулись с положенных нескольких метров.
А потом как-то некогда, как-то «да Бог с ним...» и сдулись,
Не желая настраивать мстительных апологетов.

Че Гевара на пенсии. В майке с самим Че Геварой.
Так застиран, как будто и правда застрелен.
Это кетчуп, а вовсе не выстрел коварно-кровавый.
Че Гевара умрёт в понедельник в вонючей постели.

Но пока воскресенье и можно спуститься с распятья,
Чтоб на почту сходить за сигарой от дядюшки Кастро,
По дороге прослушать в свой адрес немые проклятья:
«Я погиб твоим именем. Маме скажи, что напрасно...»

Че Гевара на пенсии. Счастлив в элитной хрущёвке.
Говорит, что ключи выдавал ему лично Никита.
Режет вены по пятницам. Бреет по вторникам щёки.
Жить героем нельзя. Можно быть только насмерть убитым.

Че Гевара на пенсии. Тихо хрипит где-то в сердце.
Он в твоих складках жира готов задохнуться внезапно.
Ты добьёшь его сам, но умрёшь с ним практически вместе.
И атаку Гуантанамо снова отложишь до завтра.



Frida

Птицы сшивают небо в плотные сны Шагала.
Купол любви расписан нерукотворно мудро.
Ты себя не гасила. Ты себя выжигала.
Ты вышивала тело с нежностями хирурга.

Масло бесстрастных красок вязко впиталось в кожу.
Жёлтое, как автобус. Красное от корриды.
Эта картина, падре, дьявольски невозможна,
Как невозможна жалость Господа к телу Фриды.

Он тебя видел, детка, слабой, больной, ревущей,
Девственности лишённой сталью холодно-мёртвой.
Твой позвоночник связан проволокой колючей.
Сделай весь мир фригидным, Фриду - в любви свободной.

В теле её истлели дети, постели, птицы,
Крылья сложив покорно в грёбаные корсеты.
Ей не дано ни разу мёртвою возродиться.
Фрида сгорает в пепел. Фриду разносят ветры.

Freedom поют для Фриды ангелы или бесы?
Мунк с его криком — мальчик рядом с реальной болью.
Не беспокойте Бога, он заслужил фиесты.
Viva la Vida, Фрида, сломанная любовью.

*«Viva la Vida” (Да здравствует жизнь) — одна из последних картин мексиканской художницы Фриды Кало (Frida Kahlo)

  ДЕРЗОСТЬ БОГУ

Внутри

Мадонна звонит на горячую линию МЧС:
Скажите, в Помпеях все умерли? Или же это бред?
Ещё попрошу уточнить в ваших сводках: Христос воскрес?
Две тысячи лет истекло, а прямых подтверждений нет.

Звонок переводят сначала в МинКульт, а потом в МинЗдрав.
Спасателям не до бесед, их задача спасать тела.
Сотрудник Минкульта советует чай из лечебных трав.
В Минздраве же сетуют на бездуховность и культ бабла.

Мадонна, повесив трубу, погружается сухо в сеть:
Распятья недорого, скидки на туры в Иерусалим.
Тут люди отчаянно весело празднуют боль и смерть,
Когда она где-то не здесь и желательно с тем, другим.

Усталые руки Мадонна крестом на живот кладёт,
Как будто спасителя можно от мира вот так спасти.
Его ещё нет на земле, но он здесь и уже живёт.
Внутри у неё. И у всех, слава Богу — внутри. Внутри.



Богоубежище

Знаешь ли, добрый Господи: там бомбят.
Нет не в кино, не в хронике, не во сне.
Лёгкие эти лётчики вечно мнят,
То, что с тобою, Господи, наравне.

Знаешь, они невидимы, как и ты.
Каждый минует, радуясь, свой радар.
Видишь, они пикируют с высоты.
Быть таким точным, Господи, божий дар.

Это для них работа — бомбить в умат.
Так и таксуют лихо в один конец.
Слышишь, у них в наушниках адский мат.
Хоть по губам нашлёпай их, как отец.

Наши берут иконки и образа.
Ангелы тоже созданы, чтоб карать.
Ты их наводчик, Господи, их глаза.
Если не ты, то кто ж тогда? /...твою мать/

И у чужих есть родина, вера, честь,
Мама, что шепчет нежно: Толстяк, Малыш.
Ты им позволил, Господи, мягко сесть,
Просто банально делая вид, что спишь.

Спишется всё естественно. Будет взлёт.
Сделают их героями важных вех.
Тем, кто внизу по-своему повезёт:
Ты заберёшь их, Господи... Всех. Наверх.

08-11/2017
*«Fat Man» («Толстяк») и «Little Boy» («Малыш») - атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки



По пытка молиться

...Но молиться тому, кого все зовут «Бог»,
Это как в одиночку сражаться в пинг-понг.
Это как в одиночке устраивать сбор,
Вместе с глазом из глаза вытаскивать сор.

Словно голым стоять в церкви у алтаря,
В отраженье стрелять, мёрзнуть в центре огня,
Пить глотками большими расплавленный воск,
Как фальшивку продать драгоценный свой мозг,

С лёгким сердцем оправдывать сотни убийц,
Делать собственным телом блудниц из девиц,
Чтоб себя же казнить выходить палачом,
Быть по локоть в крови, и при том ни при чём...



Он One Бог

Он — One Бог.
А мы все в его поле подсолнухи.
Он вам - Гог.
А кому-то, увы, пустота.

Мы небесных царей
Непослушные ушлые олухи.
Мы теряем детей
Просто так.
Просто так.
Просто та...

Он вам - Бах.
То ли выстрел, а то ли признание,
Чтоб от шёпота тихого
Хлынула кровь из ушей.

Это будет не три, и не два, и не раз -
Растерзание.
Будет чинная ночь
Перочинно коротких ножей.

Он вам — По.
По колени,  по горло, по колокол.
Наколол свои тексты
Отчаянно страшным тату...

Ежедневно он жжёт
Всё, что нам кровородно и дорого,
В этом самом обыденном
И неприметном аду.



Новый Бог

Бог спустился на землю, чтоб выпить стакан ситро.
Удивился, что не был здесь двадцать веков подряд.
Люди не узнают. Они выкопали метро.
Репетируют ад.

Бог прошёлся по площади имени Ильича.
Слышал много хорошего. Странно: внутри он пол.
Голубиный помёт по-отечески стёр с плеча
И завёл рок-н-ролл.

Говорят этот Хендрикс живой (на тот час) божок.
Бог надел его куртку и молча аккорды снял.
И, наверное, в Вудстоке Бог за него отжёг,
Пока Джимми торчал.

Бог ткнул в первого встречного, выдав: "Теперь он - Я",
И коснулся, чтоб Новый водил и нас всех хранил.
Ночью мальчик сгорел, выводя старика из огня.
Бога нет. Но Он был.

25.11.18. Dubai



Божехраникоролеву

«Господи, дай же ты каждому
Чего у него нет...»
Булат Окуджава

Боже, храни королеву;
Боже, царя храни;
пусть они ходят налево
лишь от большой любви;

сделай всех вдов невестами,
памяти их лишив;
нищих храни от ненависти,
не обедняй души;

прах хорони покойников
не в чернозём, а в пух;
и убеди раскольникова
не обижать старух;

духу святому плотского
дай хоть глоток испить;
и пистолет маяковского,
Боже, заставь сбоить;

сына храни внимательней
где-нибудь в тридцать три;
Боже, отдай предателей
бесам у них внутри;

приумножай печалями
каждый последний вздох.
Боже, храни молчание.
В этом ты просто Бог.

17.04.2020



Доказательство Бога

Что вы креститесь, когда кажется?
Бог невидим и интровертен.

Доказательство Бога — Карбышев,
Даже если он Богу не верен.

Не огонь благодати, молча
Зажигаемый чьей-то тенью,
А шагнувший в огонь пан Корчак,
Научивший детей бессмертию.

И не торы, заветы, мантры,
Не святоши или избранники.
Доказательство — музыканты
Обречённые на «Титанике»,

До последней смертельной ноты,
До воды и до дна звучавшие.

Доказательство Бога - роты
В сталинградском аду пропавшие.

Не с крестами они - со звёздами,
Не с молитвами, а ругательством.
Неужели ты скажешь, Господи,
Что они не твоё доказательство?

И не те, что поклоны жадные
Отбивали, как бабки, в Риме.
Доказательство Бога — Жанна,
Пусть сожжённая твоим именем.

Не делённые на народы,
А умноженные, не сдавшиеся.
Твой японский солдат — Онода,
Тридцать лет в одиночку сражавшийся.

Не духовные семинарии,
Где не все достигают Бога.
Доказательство Бога — Сталин,
Ибо как же без антипода?

Не анафема или травля,
Не слепая мольба иконам.
Доказательство Бога — правда,
Даже если не льстит канонам.

Он превыше всех разногласий.
Верит в тех, кто в него не верит.
Доказательство Бога — счастье,
Что на части Его не делят.

29.04.2020 

 

Глина

                «...Это дело мастера Бо...» (БГ)

Глина Маэстро Бо больно лежит в окопах.
Молотовы коктейли взбешены на молоке.
Матери щедро сцедят. Это для них работа.
Мальчик играет в танчик. Ангел летит в пике.

Это картина маслом, кровью, мочой, плацентой.
Время живописует наш лазаретный быт.
Доктор сказал — отрезал. Руки. Аплодисменты.
Как хорошо — не ранен. Как повезло — убит.

Влажно идёт осколок. Пуля выходит дурно.
Шить по живому можно, если ухватишь нить.
Глина Маэстро Бо мягко ложится в урну,
Лепится так нелепо, чтобы тобой застыть.

2019

Ты зачем в меня стреляешь

Ты зачем в меня стреляешь? -
Ты совсем меня не знаешь...
Я, быть может, лучше всех:
Я не слышал слова «грех».

Может я спаситель мира,
Избавитель от вампира,
Добровольный донор почки,
Монте-Кристо в одиночке.

Может я Мазай на лодке,
Может водка на Чукотке,
Может я секрет успеха,
Может я внутри ореха,

Может воздух я снаружи,
Может лучше тем, что - хуже.
Может я белее сажи
И чернее снега даже.

Может я случайный нож,
Тот, которым ты убьёшь.
Может я затменье солнца,
Может профиль на червонце.

Может я прыжок с тарзанки,
Может плева куртизанки.
Может я кино без звука,
И вхожу в твой мозг без стука.

Может я игла без боли,
Может слёзы я без соли,
Может тело я без кожи,
И без тела, может, тоже...

Может я уже.../не может/не похоже/не дороже/не в прихожей/не на ложе/лжив/ничтожен/уничтожен/невозможен/и низложен...

… Так скажи, мой милый Боже,

Ты меня совсем не знаешь.
Но зачем в меня стреляешь...?

ЭПИЛОГ-ИТОГ

Сонет, которого нет

Она была невидима почти.
Она писала мне: прочти, прочти...
Но дальше - пусто, никакого текста.
А спрашивать нелепо-неуместно.

И вчитываясь в эту пустоту
Я чувствовал, как по листу растут
Её фантазий тайные рассказы,
Где всё случалось и сейчас, и сразу.

В пустых мечтах мне снилась лишь она
И облика, и лика лишена,
Великая загадка мирозданья.

И вписано с тех пор в моё сознанье,
Что главный смысл крика - тишина,
А лучшая поэзия — молчанье.



Короче некуда. Некуда. Короче

Нужно совсем немного,
малая-малая часть:
не церковь любить, но Бога;
Родину, а не власть.



Давай же мечтать

Давай же мечтать о том,
когда мы с тобой умрём.
Давай посчитаем дни
отсюда до января.
Вчера заходила смерть
и пахла нашатырём.
Но я у неё на "А",
а ты у неё на "Я".